Ректор кашлял в кулак, крепко тужился, делал вид, что вниманья заслуживал,
Графином бренчал — не с похмелья ли, а?- да, ему нынче не до веселия!
Со студентами — нервы струнами, — флюс — декан его часто подтрунивал…
Что чесать язык — дело прошлое, — а намедни его огорошили.
В среду вечером телефон звонит, и инкогнито в трубку говорит,
Что студентка его — Таня Сытина — тест на СПИД прошла положительно.
Ректор к ужину не притронулся, даже сто грамм не тяпнул для тонуса, —
Ну попробуй тут не расстроиться: они ж спали с Танюхой на Троицу!
В институт пришел — туча черная, уж не в радость и степень ученая,
И хватил его вдруг озноб с хандрой, вызывает сам лично завкафедрой.
У завкафа лицо неопрятное, и глаза под бровями попрятаны,
И сказал он, вздохнув, с многоточием: «Значит, братья с тобой мы молочные!»
И назначили вместе собрание — осудить эти шалости Танины,
Чтоб вопрос ставить об отчислении за ее, так сказать, поведение.
Всем и верилось — и не верилось, Танька ж шла вразнос — ко всем клеилась,
Даже Флюс — декан с больным копчиком из-под линз косил ей под кофточку.
Танька Сытина — девка видная, ну за что ее — не обидно ли?
Вдруг — откуда хвосты и задолженности, — а ведь с ней кувыркались все должности.
Уши чистили, что не учится, инженер с нее — не получится,
И вожак комсомольский охаживал, а ведь звал на пикник, тварь продажная!
Таньке выговор вдули по пятое, приплели отца — пьянь проклятую,
Ректор выступил сам в заключении: «За хвосты ее — к отчислению!»
И по домам пошли с чувством муторным, у завкафа в груди — звон к заутрене,
Ректор слег в кровать от давления и стучал в тоске брэйк коленями.
В воскресение телефон звонит, и инкогнито в трубку говорит, —
Ректор на ногах еле выстоял, — Таня Сытина, сказали, — девка чистая!
Он в институт, бегом, да все насвистывал, и завкафу коньяк на стол выставил…
Таньку Сытину снова приняли, — и все пятерки в зачетке по линии.
И пролетело все, словно в форточку, — Флюс — декан снова зырит под кофточку,
А вожак комсомольский заточенный от винта схватил да с пощечиной!
